Я рванула вызолоченную ручку, но в этот момент карета резко повернула. Я поняла, что просто вылетаю из кареты на этом крутом повороте.

В последний момент, я почувствовала, как меня силой втаскивают в карету, резко закрывая дверь.

Сердце еще колотилось от того опасного маневра. Я все еще не могла поверить, как так получилось. Но больше всего я не могла поверить в то, что меня сейчас обнимают, прижимая к себе, и держат запястья моих рук, словно в наручниках.

— Вот так, значит, вы поступаете с друзьями, — прошептала я, все еще отходя от пережитого. Не каждый день пытаешься в жизни повторить то, что видела на экране с надписью: «Не пытайтесь повторить в реальной жизни!».

— А как же кот?! — задохнулась я, снова пытаясь дернуться. Меня еще сильнее прижимая к себе.

— Кот знает адрес. Если что, я пришлю ему письмо, — послышался усмешка.

Внезапно карета остановилась.

— Прошу, — послышался голос, когда я попыталась выйти сама с другой стороны. Но дверь была закрыта. И я с досадой скрестила руки на груди, протестуя против произвола.

— Ах, я забыл! — послышался голос, когда я пыталась на всякий случай еще раз проверить, а точно ли не открывается вторая дверь кареты?

— А! — пискнула я, чувствуя, как меня сгребают в охапку вместе с платьем и выносят ногами вперед.

— Зачем вы все это делаете? — прошептала я, глядя на кучера. Тот смотрел на нас таким взглядом, словно в будущем выделит целую страницу посмертных мемуаров.

Меня несли в сторону дома. «Схватил и не церемонясь отнес в свою пещеру!», — пронеслось в голове. Я вспомнила передачу про «Особенности конфетно-букетный период первобытных людей». Дубиночно-мамонтовный период обычно не растягивался.

— Я вам нравлюсь, — послышался вопрос.

— Откуда вы знаете? Вот в данный момент вы меня пугаете! — возмутилась я, чувствуя себя букетом цветов. Правда, вместо букета торчали две грязные ноги. Зато пышные многослойные юбки действительно напоминали целлофанчик и бумагу.

— Я не первое столетие знаком с людьми, — послышался ответ. — Значит, нравлюсь. Вы меня плохо знаете.

Дверь открылась, чтобы тут же закрыться.

Меня молча несли по знакомой лестнице куда-то наверх. Дверь кабинета, в который я однажды уже вошла с письмом для маркиза, открылась, а меня погрузили в кресло.

— И как это называется? — удивилась я.

— Это называется, я вас ненавижу, — послышался голос, в котором отчетливо прозвучала улыбка. — Настолько, что я не могу работать. И все по вашей вине.

— По моей? — удивилась я, пряча, как неправильный страус ноги под кресло. Интересно, как там кот?

— А по чьей же? — послышался удивленный голос. — Я что ли бегаю по вашему сараю в одном полотенце? Я что ли тайком пробираюсь в чужие постели?

— Извините, но вы сами вынудили меня! — заметила я. — Вы могли бы согласиться прочитать это письмо сразу! И тогда…

— Просто помолчи, пожалуйста, — послышался голос. На меня смотрели так, словно не решались что-то сказать.

— А откуда вы знаете, что мы живем в сарае? — спросила я.

— И правда, откуда? — послышался голос. — Подойди сюда.

Я шагнула на мягкий ковер, слегка прихрамывая. Перед моими глазами отогнули штору. В ночной темноте отчетливо вырисовывался сарайчик. И не только сарайчик, но и его окрестности. Я вздохнула.

— Вы за нами подсматривали? — удивилась я, глядя на руку с дорогим перстнем, которая держала занавеску. — Как вам не стыдно!

— Стыдно? — послышался голос в моих волосах. — Вы мне говорите о стыде? Та, которая в коротком полотенце бегает по моему дому и прячется в моей постели… Да как вы смеете?

Я замерла, чувствуя, что он стоит за спиной. Я даже чувствовала дыхание в своих волосах. Оно было близко — близко, словно он наклонился. Я бросила взгляд на его руку, которая осторожно легла мне на талию.

— Верни мне мой покой, — послышался голос, а рука сжала мою талию. — Я требую его назад. Я так хочу, чтобы ты снова исчезла, словно тебя никогда не было в моей жизни. Я бы многое отдал, чтобы никогда в жизни тебя не видеть… Чтобы в тот день дверь не открылась, чтобы не разбилась та ваза… Верни мне мой покой обратно! Посмотри на меня своими бесстыжими и прекрасными глазами…

Я вздрогнула, чувствуя, как меня резко разворачивают к себе и пристально смотрят, словно ищут в них что-то…

Его взгляд спускался, всматриваясь в черты моего лица.

— Как бы я хотел, чтобы ты исчезла навсегда, — послышался голос, когда меня прижали к себе. — Чтобы больше не толкала меня на безрассудства… На глупости, которые я всегда осуждал.

— Я просто хотела, чтобы вы прочитали письмо, — прошептала я, глядя в его глаза.

— Ах, письмо! Просто письмо! — голос наместника стал резким. Он подошел к столу. На столе стояли идеальными стопками бумаги… Уголок к уголку.

Внезапно он смахнул все со стола. Бумаги рассыпались. Одна из них упала мне под ноги.

— Вот твое письмо! Вот твое письмо! — задохнулся наместник, проводя рукой по волосам. Они растрепались, придавая ему воистину демонический облик. В тусклом свете свечей, он был больше похож на демона, чем на человека.

— Я не могу заниматься делами! Стоит мне взять бумагу, как между строчек я вижу обычную девушку с растрепанными волосами, идущую с потертой сумкой! Как?

Я сглотнула, даже не подозревая о том, что настолько запала ему в душу! От такого у любой женщины перехватывает дыхание…

— Как ты это делаешь! — меня взяли за плечи, тряхнув. — Отвечай! Если бы ты была ведьмой, я бы сжег тебя. Немедленно

Мои руки подняли, сложили вместе, сминая своими руками.

— Просто прочитал письмо? — послышался голос, а мои руки смяли достаточно больно. Он не заметил этого, продолжая держать их. — Как? Как ты это делаешь! Посмотри на меня… Подними глаза!

— Я их не роняла, — усмехнулась я, поднимая взгляд на его лицо.

Он смотрел на мое лицо, словно пытаясь в нем что-то увидеть.

— Обычная девочка, обычная… Самая обычная… — послышался тихий голос, а я выдохнула. — Я видел намного красивее… Я видел ослепительных красавиц… Без единого изъяна…За которыми другие не видели ничего! В тебе нет ничего такого, что могло бы заставить забыть о своем долге! Как можно непредвзято решать судьбы людей, когда замираешь на каждой строчке, чтобы отогнать твой призрак? Когда откидываешься в кресле, закрываешь глаза и снова видишь твой призрак? Как ты это делаешь?

— Я ничего не делаю, — прошептала я, с удивлением глядя на свои сложенные руки. — Я ничего не делала… Я просто разносила письма… И ваше письмо было одним из сотни… Просто случайность… Его мог вытащить любой почтальон…

— Как ты заставляешь меня забросить бумаги, дела и стоять возле окна в надежде, что сейчас на дорожке появится потертое пальто и старая сумка, — послышался голос.

— Я вас не заставляла, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Я не знаю, как так получилось… Честно… Я не хотела причинять вам неудобства… Просто письмо…

— За этот день я сделал больше глупостей, чем за всю свою жизнь! — послышался голос, а мои руки сжались. — Ты только вдумайся в эти слова…

— Может, жизнь состоит из глупостей? — спросила я, попытавшись улыбнуться. — Вы даже ни разу не показывали, что я вам нравлюсь? У вас всегда был такой вид, словно я вас не интересую!

— Нравишься? — спросили меня с таким удивлением, что я сама удивилась. — Это не «нравишься». Это другое… Что твое «нравится» против того, что я чувствую.

Он тряхнул головой, отбрасывая волосы назад.

— Я надеялся, что это пройдет… Или что? Я должен был, как мальчишка падать на колено и бежать за тобой! Помни о том, кто я! Я так верил, что это пройдет… Мне нужно лекарство от этой болезни. Так не может продолжаться вечность. Я хочу, чтобы все стало, как прежде… Перестань мне снится… — послышался голос, а мои руки сжали. — Я запрещаю! Я запрещаю мне сниться! Стоять призраком перед глазами я запрещаю! Я запрещаю это делать…

На меня смотрели измученным взглядом.